НЕЧЕМ БОЯТЬСЯ
Есть ощущение, что Страдание – это и есть Жизнь.
А в существующей культуре принято, что надо бояться Смерти, это главное.
С ней надо соизмерять все действия и произносимые тексты.
А Страдание находится как-то сбоку. Оно где-то между Радостью и Покоем.
А довлеет над всем всех запугавшая Смерть, которую все боятся и веселятся, стараясь забыть о ней.
А Смерти нет для каждого конкретного человека.
Когда он умер, он, как минимум, уже не тот, кем он был.
Жизнь кончилась. Нечем бояться.
А до этого момента он всегда жив. С небольшой натяжкой можно сказать, что «всегда жив».
Бояться того, чего для тебя в принципе не может быть – нерационально. И неумно.
А вот чужая смерть – есть. И это больно. Порой, очень.
Люди боятся боли. Боль есть и своя и чужая. Она бывает разная.
Боль за детей. За страну. За культуру. За народ. За конкретного человека. Физическая боль. Метафизическая боль.
Люди боятся пережить эту боль, боятся Страдания.
А Страдание построено на искренности.
Невозможно страдать неискренне – это не страдание.
Искренность переживания боли – это маркер Настоящего, Сущностного. Живого, а не имитационного.
Для кого-то искренность – это молчание.
Кто-то может говорить слова, которые помнятся навсегда.
Кто-то может сложить стихи, которые можно выучить.
Кто-то может положить их на музыку. И тогда текст превращается в молитву, которая может возноситься хором.
Не может быть одного – это потери искренности.
Искренность как соль, имеет смысл, до тех пор, пока не потеряла силу.
Не нужны ни рифмы, ни музыка, ни, тем более, музыкальные украшения текста, если искренность исчезла.
Критерий бардовской песни – это искренность. Нет неискренних бардовских песен.
Эта искренность дана нам, чтобы пережить боль того,
что называется Настоящей Жизнью.
На фото: Грушинский фестиваль. 1968 год